К1Р105 - Амадеуш Вуйцик

Амадеуш Вуйцик - «Что бы ты хотел сделать в Польше за 5 дней»

Утренняя Варшава воочию предстала предо мной. С порядка десятью высотками, некоторыми старыми и новыми домами, золотистыми трамваями, курсирующими каждые минут 5-10, немногочисленными машинами и, что странно – немногочисленными людьми. Здесь любовные пары снуют по улицам не торопясь, при этом не держатся за руки и, не обнимаясь как, это принято у нас. Здесь у центрального метро скопление рокеров, уже слегка подвыпивших и скейтеры с косыми чёлками выплясывают финты на бордюрах. Варшава – та же столица, что и у нас. Но гораздо меньше по размеру, численности населения, здесь нет пробок и на центральном вокзале и в центре города даже в самой середине дня на удивление мало людей, тут гораздо уютней, чище и прекрасней. Почти весь день я гулял по городу, много претерпевшему и потерявшему во время Второй Мировой Войны. Посетил спокойный и просторный парк Ujazdowski с детской площадкой, с тополями, клёнами и каштанами и тихими аллеями, над пылью которых свисают ветви высоких деревьев. Деревья здесь сильные, с пышными кронами и размашистыми ветвями, как у нас – густые и зелёные…

Идя в сторону отеля, я осознал совершенно бесспорную истину: «Когда ты не в своей стране, не в своём городе, ты рассматриваешь каждую плиточку под ногами. А там где жил и живёшь – просто бежишь куда надо, к своей цели, не смотря по сторонам. Потому что просто привык ко всему и потерял интерес и даже перестал пытаться найти какой-либо интерес…»

Я быстренько забежал в отель, перекусил, перед тем, как отправиться в ещё одно путешествие, и, пройдясь по тихой и уютной улице Emilii Plate, сел в метро на станции Centrum. Мой интерес привлекло метро столицы и система метро с покупкой билета в автомате, предназначенном специально для этого. Билет одноразовый здесь стоит 3,6 злотых (36 рублей – подороже, чем у нас). Метро очень не глубокое – метров 10, на станциях просторно, тихо, безлюдно, но мало освещённо. Электрички курсируют каждые минут 5-7. В самой электричке машинистом по громкой связи говорится только какая станция сейчас, и какая следующая (без предупреждения о закрытии дверей), а двери вагонов закрываются по сигналу – звучит сигнал и, секунды через полторы, намертво и достаточно резко закрываются двери. А ветка в Варшаве только одна – вертикальная – как синяя в Петербурге… Оказывшись на станции Pl. Wilsona – к северу города, я выхожу на спокойной улице Adama Mickiewicza... Я с вопросом обратился к англоговорящей девушке, непринуждённо стоящей около метро и, судя по виду ожидая кого-то и скучая, я узнал, как мне дойти до реки Висла. Блуждая средь некоторых новостроек, стареньких бетонных домиков, широких улиц и проспектов, я оказался где надо – ноги верно вывели меня к месту, которое кажется мне моим домом. Обходя особняком стоящие виадуки, которыми беспардонно заставлена трава и прибрежье Вислы, я оказываюсь на мосту Generala Stefana Grota-Roweckiego (Генерала Стефана Грота-Ровецкого), протянувшемся над великой рекой Польши. С моста взору представляется уникальный вид: тёмно-синяя река простирается на длинное расстояние и растворяется где-то вдали, а по сторонам её величественно возвышаются лиственные деревья, зелень которых отражается на блистающей водной глади за компанию с лучами солнца заката… Я сбежал по крутому склону с мостовой как ребёнок и оказался прямо перед рекой. Неподалёку в одиночестве сидел рыбак, вглядываясь в водную гладь в том месте, где колыхался крючок его удочки. Уселся я на камень утёса и стал смотреть... Эх, такое чувство в речи не выразить, оно остаётся только в мыслях, да и-то без слов. Но как сказали бы здесь: «To jest bardzo piękne» («Это очень красиво»). Как мне повезло, что я успел на закат. Должно быть, это один из красивейших закатов, что я когда-либо видел, а любуюсь закатами я часто… Солнце мчалось к линии горизонта, дабы скрыться за ней уже в 19:45. Любуясь на золотой, красный, оранжевый, малиновый, лиловый, сиреневый и фиолетовый цвета неба, разукрашенного светлой грустью солнца, ровно в 8 вечера я ушёл. Но чувство душевной окрылённой свободы, которое испытал сидя на берегу, забрал с собой… Я шёл фактически наугад, ибо возвращаться обратно таким же путём, коим и пришёл по ставшей уже безумно тёмной столице мне не хотелось. Вскоре увидал остановку, где одиноко стоял трамвай. Я шёл не особо спеша, словно зная, что трамвай скоро отъедет и, догадываясь, что он мне не подойдёт. Когда я подошёл к нему, он всё ещё стоял, и я, даже сам не зная почему, просто взял и запрыгнул в него. В салоне висела схема движения с обозначениями и названиями всех станций, там есть и моя – Centrum. До моей остановки ещё 18 штук, как я посчитал, я принялся рассматривать ночную Варшаву с её многочисленными огоньками, особенно в центральной территории города, с её веселящимися по ночам юношами и девушками, блуждающим по тёмный улицам и с домами как будто построенными теми же архитекторами что и в Петербурге. Ещё одним удивлением для меня является то, что, во-первых: трамвай состоит из трёх отдельных частей, вагончиков; а во-вторых: в трамвае нет кондуктора, а имеется только какой-то "ящичек", предназначенный специально для покупки билета. Должно быть, в этом случае идёт расчёт на честность и добропорядочность коренных жителей, или же даже туристов, которые, как полагается, должны самостоятельно оплачивать свой проезд. У нас до такого уж вряд ли дойдёт, я полагаю… Завидев высокий отель Mariott, я понимаю, что уже рядом со своим ночлегом. Купив бутылочку пива, дабы целиком раскрасить вечер, я поднялся по старым деревянным лестницам и, зайдя в номер, присел на диван. Денёк выдался увлекательным и хорошим. Правда, весь день я искал книгу своего любимого польского писателя Станислава Ежи Леца, но так и не нашёл…

Я прибыл в Краков по полудню 16 числа. Изредка выглядывало солнышко из-за сероватых туч, было довольно душно. Сразу обратившись к карте, я последовал к своему отелю. Шагая по улице Basztowa, заглядывался на примечательные здания, на Краковский барбакан, построенный ещё в конце пятнадцатого века, и, проследовав дальше по улице Juliana Dunajewskiego, повернул на улицу Karmelicka. Сразу улица Karmelicka показалась мне чем-то похожим на латинский квартал (сам не понимаю почему, просто улица так выглядела). Трёх-четырёх этажные зданьица, трамвайные рельсы, из чёрной брусчатки выложен тротуар и огромный старинный костёл… Спустя недолгое время, волочась с тяжёлой сумкой на плече, перейдя через аллею Adama Mickiewicza и аллею Juliusza Slowackiego и миновав улицу Henryka Sienkiewicza, я подошёл к своему отелю находящемуся по адресу улица Pomorska 2. До заселения мне оставалось целых два часа, и поэтому, решив не терять время даром, я приобрёл бутылочку пива и отправился в Краковский парк.

Сев на скамью рядом с одним старичком, напевающим что-то вслух, я стал оглядывать проспект Юлиуша Словацкого со всеми машинами, спешащими по нему вдаль; крупные стволы сильных деревьев, их пышные кроны, зелёно-салатовые листья; голубей, клюющих чистый светло-серый асфальт; влюблённые пары, держащиеся за руки и неторопливо идущие по своим делам; и старика сбоку. Я закурил. И старик, достав из упаковки немного табачку, завернув его в бумагу, тоже закурил. Совсем скоро старик достал пиво из своей сумки, сделал глоточек, остававшийся на дне и, выкинув бутылку за скамейку, ушёл. Я остался один, и сталось как-то спокойней. Это странное инстинктивно-современное чувство: люди ищут уединения в общественных местах, особенно если они не в компании; люди хотят поразмышлять в парке на скамейке, чтобы по соседству никого не сидело; хотят меньше взглядов в свой затылок, на свой профиль и анфас; и не приемлют долго смотреть в глаза незнакомому, предполагая, что тот пытается оторвать кусочек от их души…

Вдруг ко мне подсел один старичок, он сразу же обратился ко мне на польском языке, а я сказал, что не понимаю. Как выяснилось, английского он не знал, а из других языков говорил только по-немецки, на котором не говорил я. Мы странным образом разговорились – он общался со мной на польском, а я, разбираясь и ища смысл во многих непонятных мне словах, пытался понять суть всего сказанного. Очень кстати, что я взял в путешествие словарь. Разговор вскоре пошёл на лад. Я поведал ему, что я из Санкт-Петербурга, мы говорили о Путине, Зените и русской водке (это как раз те три вещи из восьми-девяти возможных, которыми почти любой человек из Европы, Америки или Азии может охарактеризовать русского человека). Спустя минут 10, проходящий мимо мужчина с собакой, остановился возле старика и они шумно и радостно поздоровавшись, стали обсуждать футбол (как я понял из разговора), старик сказал ему, что я из Санкт-Петербурга, но суть большей части диалога я не узнал. Да мне и не надо было, я наслаждался деревьями, детворой, играющей на площадках в парке, и естественно небом цвета блё-д-амур, на котором постепенно рассеивались буланые облака. Когда мужчина с собакой ушёл, старичок сказал мне:

– Ты лучше пиво так не пей, полицейские арестуют.

– Хорошо.

Это был очень дельный совет, ведь я, даже не обратив внимания, не подумал, что на самом деле не встретил ни одного человека на улице Варшавы или Кракова, который спокойно ходил и распивал спиртное. Попрощавшись со стариком дружеским рукопожатием, я отправился в отель.

В отель я пришёл как по часам – ровно в 14. Зарегистрировавшись и получив ключ, я отворил дверь в достаточно уютный номер с двумя кроватями, ванной комнатой и прекрасным видом из окна на парк и дом напротив. Едва обустроившись и не особо мешкая, я спешно выскочил на улицу…

Краков был прекрасен!.. Если мне было бы суждено выбрать место своего рождения – таким местом стал бы Краков. Маленькие тихие улочки, удобные большие проспекты; трамвайчики, безостановочно курсирующие по аллеям, улицам и проспектом бывшей польской столицы; дома – самые разнообразные – огромные, крохотные, широкие, узкие, старые, современные… Я кушал тут местную запеканку. Она выглядит далеко не так как у нас или как можно её представить, но она была наивкуснейшей. Долго не загуливаясь и видя, что Краков – город, где люди тоже любят побаловать себя спиртным, особенно в вечернее время, я вернулся в отель как стемнело, в 8 с небольшим. Просидев час в интернете, я принял душ и почти в 11 вечера лежал уже в кровати. Так не поздно, потому что с утра я собирался отправиться на Главный Рынок и Центральную площадь – в сердце Кракова, дабы созерцать многообразие невообразимой красоты старинной архитектуры…

С утра я довольно скудно перекусил в отеле и ринулся в путь. Я решил сесть на трамвай. Он был такой же, как и в Варшаве – состоял из трёх вагончиков, но был не золотой (точней сказать: цвета золотисто-жёлтого нефрита или же золотисто-жёлтого шартрёза), а синий (точнее: ультрамариновый). И в этом трамвае, я, как и в Варшавском, не заплатил за проезд. Кондуктора ведь не было! А ещё – машинист открывает не все двери, но если нужно выйти, то достаточно нажать кнопку на поручне у двери и она откроется, такие же кнопки имеются и снаружи трамвая… Я шагал по спокойной улице Szewska, выложенной из брусчатки режущего глаз цвета фельдграу, смешного маренго и закатного свинцово-пюсового. И в скором времени оказался на Главном Рынке. На площади возвышался величественно Мариацкий костёл, красовался памятник Адаму Мицкевичу, в центре площади располагались Сукенницы (Суконные ряды с сувенирными лавками внутри). На Главном Рынке и его окрестностях абсолютно всё заставлено сувенирными лавками, но цены они здесь не очень-то и гнут по сравнению с Питером. Здания 12, 13 и 14 веков здесь стоят в основном без реконструкции с самого начала своей постройки, есть и 15, 16, 17 и 18 веков и все они выглядят бесподобно! Я осмотрел их почти все: Мариацкий костёл, Башня Ратуши, Музей Чарторысских, Театр Словацкого, костёл Святого Войцеха, Доминиканский костёл, костёл Францисканцев, Дворец Потоцких, Дворец Епископов, костёл Святого Петра и Павла, костёл Святого Андрея, и много чего другого, и, конечно же, Вавельский Королевский Замок… После, я пошёл наблюдать за медленным колыханием Вислы. От реки веет свежестью и свободой. К ночи я вернулся в номер отеля…

Следующего дня утром я отправился в Освенцим, перед этим на вокзале Кракова зайдя в книжную лавку и разговорившись с добрым пухленьким мужичком-продавцом, приобрёл книгу Ежи Анджеевского «Popiol i diament» (Пепел и алмаз). Купив недорогой билет сел на электричку в 11 часов. Расстояние от Кракова до Освенцима 64 километра, но электричка шла 2 часа, как будто специально еле тащилась, давая мне возможность детально рассмотреть всю неописуемую красоту богатых простор Польши. Деревья всех оттенков зелёного: ярко-зелёный, ядовито-зелёный, вердепомовый, травяной, цвета спаржи и зелёной мяты, салатовый и другие; подгорные миловидные домики, лесистые горы; бескрайние поля полные янтарной ржи, сена и кукурузы.

Выйдя на станции Освенцим, я сразу же обратился к паре туристов, пытаясь выяснить, как добраться до музея лагеря Аушвиц. К остановке подходил в этот момент автобус и мне подсказали, что он меня довезёт до нужного места. На мои 50 злотых у водителя не нашлось сдачи и он, махнув рукой, сказал:

– Ладно, езжай так.

Музей концентрационного лагеря находился в черте города, в трёх километрах от станции. Около входа в музей было достаточно многолюдно – туристы ходили группками или одиноко, рассматривая стенды с огромными фотографиями, на которых были изображены исторически-важные люди, посещавшие Аушвиц после окончания войны. "Аушвицев" во время войны было несколько: Аушвиц 1 – это первые застройки концлагеря на территории Освенцима, которые впоследствии служили административным центром всего комплекса; Аушвиц 2 – это то, что обычно подразумевают, говоря собственно об Освенциме; а Аушвиц 3 – являлся группой из приблизительно 40 небольших лагерей, созданных при фабриках и шахтах вокруг общего комплекса… Туристы располагались на скамейках или же просто на траве; машинами и автобусами были заполонены все парковочные места, машины чуть ли ни друг на друге стояли. Я узнал, что в 3 часа дня вход свободен для индивидуальных туристов (то есть без гида), и стал ждать полтора часа, сидя на одиноко стоящей скамейке…
Здесь всё веяло свободой, заработанной и воссозданной кровью около полутора миллиона человек, ставшими прахом, что ветер развеял по свету.

В 3 часа у входа в музей желающих скопилось уже достаточно, но в итоге, медленно шагая к проходу через турникеты, я оказался на территории концлагеря Аушвиц 1, совмещённым с частью лагеря Аушвиц 2, ставшими теперь одним музеем, именующимся просто «Аушвиц». На воротах при входе висела устрашающая надпись на немецком языке, сохранившаяся ещё с военных времён: "Arbeit Macht Frei" (Труд делает свободным). В музее лагеря было всего 26 бараков. С 1 по 3, с 12 по 14 и с 22 по 24 – это бараки русских пленных. И как назло – все они были закрыты. Как я узнал позже, русские бараки в музее были закрыты на протяжении 8 лет по всем известным историческим причинам. Но я прошёлся по всем открытым, побывав в Австрийском, Венгерском, Французском, Греческом, Бельгийском, Германском, Итальянском, Словацком и Еврейских бараках; побывал даже в бараке, где имеются сохранившиеся печи низкопропускного крематория. Мне показалось, что там до сих пор стоял запах сожжённых человеческих костей, кожи, волос, мяса и всего прочего. Конечно же, музею лагеря придали совершенно-опрятный вид, но всё же дух смерти невозможно отмыть с этих плиток на полу и земле, не под силу никому избавить стены от глухих стонов немощных и воздух не очистить от страдальческих душ. Дух смерти без устали снуёт по всему лагерю, частенько задевая плечом туристов, которые смеют смеяться, находясь здесь…
Настроение очень подавленное тут, можно даже сказать – траурное, ведь так сильно за сердце берёт грусть… Пройдясь по территории лагеря смерти часа два, я покинул его. И как раз вовремя – через пять минут подошёл автобус и я, заплатив на этот раз за проезд, через несколько минут был на железнодорожной станции Освенцима. А поезд до Кракова был через полчаса…

Краков я точно могу считать тем местом, которое зовётся домом. С его многочисленными парками с прудами и стройными берёзками, с великолепной и старинной архитектурой, с уникально-потрясающей улицей Karmelicka, величественными древними замками и церквами, Главным Рынком и её площадью, и, конечно же, рекой Висла. Хотя, я назвал бы это место «Рай души»…

Утром я покидал дивный город, заглянув напоследок к тому добряку-продавцу из книжной лавки, спросив у него, знает ли он кого-нибудь из современных писателей в Кракове (я сказал ему, что сам я писатель). В итоге он записал мне имя одного польского переводчика, знающего 15 языков, в том числе и русский… Расстояние от Кракова до Познани было примерно одинаковое с маршрутом Варшава–Краков (лишь на сто километров больше). Но если от столицы до Кракова я доехал за три часа, то почему-то от Кракова до Познани поезд (по графику движения) тащился почти восемь часов. Что ли они так набивают цену за билет – платишь как бы ни за расстояние, а за время в пути?! Я так и не понял… Поезд медленно плёлся на северо-запад страны, я покидал вместе с ним места до безумия полюбившиеся мне.

Я прибыл в Познань заканчивающимся днём 18 числа в свете серебристо-серых туч, укутавших всё небо. Вокзальные части городов ничем не отличаются друг от друга: торопятся люди с сумками и чемоданами; отбывают и прибывают поезда, оставляя и ожидая на перронах своих пассажиров; нерадивый родитель бегает по всему вокзалу, в панике ища своё дитя… Мне повезло, что я быстро добрался до отеля – за 15 минут, – как всегда таща на себе громоздкую сумку, я оказался на улице Sniadeckich 40. Этот трёхэтажный отель цвета светло-серого панга с мансардной комнатой носил название «Villa Targowa». Приветливо-добрая постоялица виллы выдала мне ключ и довела до двери комнаты с номером 3. Милая комната под мансардной крышей оказалась очень опрятной, чистой и светлой. Здесь, как и в Краковском отеле, стояло две кровати и вдруг, я осознал, что чувствую себя безумно-печально в комнате с двумя кроватями в то время как я лишь один…

Было 9 вечера. Я вышел на улицу, погружённую сапфировым тёмно-синим небом в ночную мглу, что освещается лишь натриевыми оранжево-жёлтыми фонарями и латунно-пшеничными фарами машин. Пройдясь пять минут по улице Glogowska в сторону юго-запада города, я начал подумывать о том, что могу ещё долго искать открытый магазин (ведь 90% продуктовых магазинов в Польше закрываются после 8 вечера). Всё- таки, найдя открытый магазин, я приобрел в нём немного сладостей и отправился в свой номер. Весь вечер я просидел перед телевизором, смотря фильмы и программы на польском, пытаясь уловить суть всего сказанного, и в полночь уснул…

Проснувшись пополудни, я отправился осматривать город, предварительно перед этим заскочив на вокзал в надежде узнать расписание поездов на завтрашний день. Но этого не случилось, так как я нашёл только расписание прибытия. Покинув здание вокзала (я решил, что приду вечером снова), я поднялся по множеству ступеней на Дворцовый мост и направился к Старому Рынку («Stary Rynek» – так называется центральная площадь города). По дороге мне встретился памятник Адаму Мицкевичу, который я с гордостью сфотографировал, а так же университет, названный в честь великого польского поэта. Спросил у каких-то двух девушек, есть ли неподалёку интернет-кафе, но чёткого ответа не получил. Мне особенно понравилось, что почти все тротуары Познани выложены из брусчатки самых разных цветов: был кварцевый, маренго, цвет мокрого асфальта, цвет серого шифера, антрацитовый, аспидно-серый, гридеперлевый, лавандовый, ниагара и сизый; и что к центральной площади не могут подъехать машины. Понравилось и то, что почти на каждом доме висит мемориальная доска, либо в память о военных событиях, либо в честь знаменательных дат и известных людей.
– Гордятся историей и чтут память, – подумал я.

В скором времени я оказался на Старом Рынке, подойдя к нему со стороны улицы Swietoslawska (площадь была прямоугольной формы, как и в Кракове, правда, чуть меньше размером и не очень-то кишела людьми). Кроме величественной Познанской ратуши и многих скульптур и золотистых памятников, было здесь ещё кое-что привлекательное: площадь окружали и на самой ней находились четырёх и трёхэтажные домики с тремя или всего лишь двумя окнами на этаже и бывало даже с одним окном, они были разноцветные, чуть ли ни всех оттенков цветов радуги (сангиновый, бургундский, бронзовый, тыквенный, лимонный, вердепешевый, цвета зелёного мха, травяной, бирюзовый, циановый, кобальтовый, ультрамариновый, персидский синий, аметистовый и многие другие необычные оттенки) и смотрелись они очень забавно и красочно… Погулял я с час по окрестностям старинной площади и стал возвращаться к вокзалу. Неожиданно, на той же улице Святославской, с которой я заходил на площадь, ко мне обратился мужичок, слегка подвыпивший, в чёрных очках, и стал что-то говорить скорострельно на польском языке. Я сказал, что не понимаю.

– Английский? – спросил он.

– Да.

– Понимаешь, – заговорил он на английском, – тут такое дело: я рокер, играю в местной рок-группе и у меня на следующей неделе 4 концерта, а деньги я все куда-то дел. В общем, у меня ни гроша теперь. Выручишь одним злотым?

– Слушай, у меня у самого финансов не особо чтоб, – сказал с досадой я.

Сработал внутри меня сейчас ответ на риторический, вечно-пытающий наш народ вопрос: "Давать иль не давать монету нищим?" По правде говоря – при мне была небольшая сумма денег в данный момент, а я не знал даже, сколько в Польше стоит час пользования интернетом в интернет-кафе.

– Ну, извини, – сказал он с улыбкой доброй-предоброй. – А ты куришь?

– Курю.

– Можешь меня одной сигаретой угостить, пожалуйста?

– Конечно.

Как только он закурил, он снял очки и сказал:

– Спасибо большое. Меня Вася зовут.

Я тоже представился, и мы пожали друг другу руки.

– А откуда ты?

– Из России.

– О! Из России! Славяне, – произнёс он на чистом русском.

– Да, славяне, – я улыбнулся.

– Ладно, спасибо. И удачи! – сказал Вася.

– И тебе удачи.

Мы уже разошлись, но через несколько секунд я услышал, как мой недавний знакомый окликнул меня. Я развернулся, услышав от него на русском:

– Спасибо и до свиданья!

– Do widzenia, – попрощался я.

На улице Szkolna, где тусовалась молодёжь и местная Богема, один мужчина, раздающий листовки (на которых должно быть писалось об очередной бессмысленной акции) протянул мне одну и я, посмотрев в его печальные глаза, взял её. Метров пять пройдя, я развернулся и, вернувшись к нему, спросил по-польски:

– Вы не знаете, где есть интернет-кафе?

Он указал мне на вход в арку. Я зашёл в интернет-кафе и заплатил два злотых за полчаса. Когда я сидел за компьютером, переписываясь с одним своим другом, какой-то мужчинка сбоку смотрел настойчиво в мой монитор, до отказа переполненный русскими буквами. Меня это позабавило даже… Уже минут через 40 я оказался на Познаньском вокзале и снова потерялся среди всяких расписаний, вывесок, объявлений. Я подошёл к одной из касс и стал спрашивать у людей стоящих в конце очереди:

– Извините, Вы говорите по-английски?

Но четыре или пять раз я слышал в ответ лишь отрицание; спросив в очередной раз и снова получив отказ, неожиданно я услышал от женщины находившийся у самой кассы:

– Я говорю!

Сразу же подбежав к ней – женщине лет сорока на вид, с добрым лицом, чёрными волосами и сияющими улыбкой глазами – я спросил:

– Можете спросить у кассира, во сколько завтра с утра поезд до Варшавы, второй класс?

– А на какое время? – спросила она с улыбкой.

– Часов на 10-11.

Я понял каждое слово, произносимое ею на польском, но сам бы я так не смог сказать – эдакая вечная забава с иностранным языком: вроде как всё и понимаешь, но с трудом можешь что-то сам сказать.

– Завтра есть на 11:20, – сказала она повернувшись.

– Хорошо. А можете спросить, сколько стоит билет?

– 50 злотых.

– Спасибо, – я замешкался, вспоминая, что же хотел узнать ещё.

– Это всё, что Вы хотели узнать?

Неожиданно вспомнив, я спросил:

– А можно приобрести билет не сегодня, а завтра?

– Да, конечно.

– Спасибо Вам большое.

Мы слаженно зашагали в сторону выхода, по её шагу я понял, что она куда-то спешит.

– Здесь, – женщина указала на помещение в зале вокзала ограждённое стёклами и стеклянной дверью, – Вы тоже можете купить билет с утра. Тут они все говорят по-английски и здесь обычно мало народу, потому что все люди стоят в обычные кассы. Видите сколько их тут? Просто они не знают, что в этом месте тоже можно купить билет. А вот Вы теперь знаете.

Она улыбнулась по-доброму, остановилась и, развернувшись, позвала меня за собой.

– Смотрите! – она указала пальцем в расписании. – Вот Ваш поезд на 11:20, потом есть только в 13:09, а до этого в 9:17. Но для Вас это наверно рано?!

– Да. Я поеду на 11:20. Спасибо Вам ещё раз, – я улыбнулся. – Вы мне очень помогли.

Я ведь этого расписания даже не заметил.

– Пожалуйста, – она заулыбалась и я тоже.

– Побольше бы таких хороших людей, – подумал я.

– Так что, подходите завтра сюда и приобретайте билет.

– Большое спасибо Вам ещё раз.

И тут я вспомнил одну подходящую фразу на польском языке и произнёс:

– Z calego serca! (От всего сердца)

Она мило улыбнулась после произнесённой мной фразы.

– А откуда Вы?

– Из России.

– Ваш английский – хороший.

– Спасибо.

Она снова заспешила к выходу и, повернувшись ко мне лицом, произнесла по-русски:

– До свиданья.

– До свиданья, - ответил я на своём родном языке.

Женщина с добрыми глазами наскоро покинула здание вокзала и растворилась где-то вдали.

– Здорово! – подумал я, расплываясь в улыбке.

Я вернулся в свой номер в вилле на улице Сьнядецких и, включив телевизор, стал смотреть поначалу новости, быстро переключил на смешной сериал, а потом смотрел фильм на польском. Я наблюдал только вторую половину фильма, но понял всю суть и идею.

Смеркнулось по обычаю в восемь. Выйдя на пустую мглою покрытою улицу, я побрёл в магазинчик неподалёку в желании приобрести что-нибудь перекусить. Но магазин этот был снова закрыт. Вспомнив тот магазин, где я был вчера, свернул на улицу Глоговска и пошагал в сторону юго-запада города. Но и он был тоже закрыт. И я пошёл дальше, гораздо дальше. Зашёл в продуктовый, в нём ассортимент невелик, но я приобрёл пару круассан и… В этот момент раздался сильный гром, я увидел в окно сверкание молнии. Мелкий дождь, крапающий с небес, вдруг усилился и полил как из ведра, причём капли его били с силой сравнимой с градом. Одетый в лёгкие небесно-бирюзовые джинсовые шорты и белую футболку, приобретённую в Кракове, с надписью: «Polska» и красным орлом на груди (кстати, Польский орёл кажется мне более… адекватным, нежели Русский, у него только одна голова – это даже как-то естественней выглядит), я спрятался под навесом здания. Поедая превкусные круассаны, я наслаждался ночным небом, которого, должно быть, никогда не видел краше до сего времени: сапфирово-чёрные тучи, заволокшие небосвод, казались самим небом (а не тучами); лавандово-барвинковые разряды молний раздавались по всему пространству, которое только можно было увидеть стоя здесь на земле, при этом вырисовывая разнообразные картинки и иероглифы; и сильно бил по асфальту и лужам холодный дождь. Это было неописуемо красиво!..

– Да ладно уж, – подумал я и выскочил из-под навеса.

За несколько секунд целиком промоченный дождём, я отправился быстрым шагом в сторону виллы. Войдя в номер, я сразу же переоделся в сухую одежду и, включив телевизор, начал смотреть американский фильм…

В 11:20 нового дня я уже сидел в поезде, идущим до Варшавы. Вагоны в нём были самые комфортабельные из всех вторых классов, на каких я только успел покататься в Польше. И были даже просторные места со столиком, на одно из которых я уверенно уселся, уставив свой взгляд за окно.

Я прибыл в Варшаву жарким днём 20 числа… В 7 часов вечера я уезжал из Варшавы, оставляя на ней последний взгляд не желавший отпускать лазурно-синюю Вислу, дивную природу и тусклое небо, укутанное в серебристые облака, словно в одеяло. 

В дороге меня мучило желание спать, особенно усугубляющееся невозможностью своего осуществления. Дорога была печальная, веявшая расставанием с местами особливо полюбившимися мне.

Существует такое выражение: "В гостях хорошо, а дома лучше", и я соглашусь с этой мыслью, правда, с одним лишь комментарием: "Дом там, где душа". Как равно и Родина. А что же значит это понятие? – Многие считают что Родина – это то место, где родился, где живёшь, но всё это чистой воды заблуждение. Родина – это не какое-то определённое место, а индивидуальное отношение к нему, именно любовь к его воздуху, красоте, природе! Родина, та самая малая тихая Родина, где дышится свежестью полной грудью, где ощущаешь себя полностью свободным – и есть то место, что зовётся Домом…

Я возвращаюсь в Петербург, к серости, мрачности, насущным проблемам, бессмысленной животной политике, душевному гнёту, к порочным законам социума и этому греховному укладу жизни, который и несёт в себе главную идею бытия: "Зарабатывай, питайся, страдай, прозябай, умирай". И ежели так и вправду суждено, то я не стану в это верить – ведь я живу! По-настоящему! Живу благодаря солнцу, дождю, небу и особенно рассветам с закатами, которые в этом безумстве "реальности" помогают мне парить в небесах лилово-сиреневого цвета с примесью сочно-жёлтого шартрёза свободно и беспечно, как птица.

2013-01-31 ||| Амадеуш Вуйцик